мальчик, чья кожа теплее июльских сумерек,
чьи губы нежнее горькой кофейной пены,
из крови моей свернувшейся тебе оберег,
из рёбер моих сломанных тебе стены.

то ни в коем разе не стены твоей темницы,
бетонной ли башни, каменной ли тюрьмы;
просто твои дьявольски изогнутые ресницы
черней и безвыходней древней тьмы.

вокруг тебя мёртвая зона всенедозволенности:
ничего нельзя, только восторженно наблюдать.
это такая дикость: обладать, но не полностью,
и в груди беснуется вся королевская рать.

вижу: путь к тебе вымощен спелыми сердоликами,
дымчатыми опалами, надтреснутой бирюзой;
воздух наполнен ветром и женскими криками,
пахнет сердечными каплями и грозой.

мальчик, не знающий собственной ценности,
ты дороже любых металлов, пряностей и шелков;
мой караван увезёт тебя в вопиющей целости,
и запястья твои не успеют познать оков.

каждый нечаянный жест полон силы и грации,
урон от блуждающих взглядов твоих непоправим;
а я остаюсь дешёвым актёром одной интонации,
громко и скорбно пою о своей любви.

не люблю когда кто-то видит меня плачущей, но при нем это получается чаще всего.
он восновном и является источником слез, хотя в большей степени это моя восприимчивость и впечатлительность.
нельзя быть такой слабой!
ух и нелегко же мне прийдется.

К новым знакомствам нас обычно толкает не столько усталость от старых или любовь к переменам, сколько недовольство тем, что люди хорошо знакомые недостаточно нами дорожат, восхищаются, и надежда на то, что люди мало знакомые будут восхищаться больше.